kiev-security.org.ua-Безопасность личности.Генезис отклоняющегося поведения и классификация жертв преступлений

В 1986 году мы попытались с позиций системного анализа на материалах исследования агрессивных девиаций раскрыть особенности развития антиобщественной активности личности в онтогенезе (путем описания взаимодействия деструктивных-ситуативных и рациональных-предумышленных проступков). Было установлено, что это выражается в зависящем от ситуативных и личностных факторов становлении и развитии устойчивых типов антиобщественного поведения, дифференцируемых по характеру их мотиво- и целесообразности на:

импульсивные;
утилитарно-ситуативные;
установочные;
рациональные проступки.

В наиболее общем виде генезис агрессивных девиаций проявлялся как становление устойчивых типов агрессивного поведения, затем их дезорганизация в форме недостаточности для удовлетворения актуализируемых потребностей субъекта, которая выступает условием перехода к становлению иного, качественно отличного по мотивационному характеру и целевой направленности типа девиации.

Этапами генезиса, соответственно, были названы:

дезадаптивная маргинальная активность - совершение импульсивных девиаций, находящихся под потенциальным контролем сознания;
формирование готовности к агрессивному поведению, усвоение агрессивных норм и правил поведения среды обитания, дезадаптивное конфликтогенное поведение - утилитарно-ситуативная агрессивная активность как средство выхода из типичного повторяющегося межличностного конфликта;
безнаказанное совершение утилитарно-ситуативных проступков, активное утверждение ранее усвоенных и подкрепляемых насильственных обычаев и правил поведения в повседневной деятельности субъекта - формирование агрессивно-установочного варианта поведения;
преобразование установки на агрессию как самоцель жизнедеятельности личности в рациональное агрессивное поведение, отличающееся целесообразностью, независимостью от конфликтной ситуации и инструментальной направленностью.

При этом каждый вид агрессивных девиаций определялся соотношением степени деформации личности (глубины ее социально-психологической дезадаптации или степени десоциализации) и характеристикой наличного воздействия социальной среды (в форме фрустрационной, конфликтной или иной критической ситуации)[1].

Впоследствии в 1989 году на заседаниях Всесоюзной школы молодых ученых и специалистов, проводимых МВД СССР, ЦК ВЛКСМ и Академией МВД СССР в Минске, данная классификация была дополнена еще одним видом активности:ретретистскимповедением ("уход в себя", суицидальная активность, алкоголизм, наркотизм), характеризующим особую степень дезадаптации личности, возникающую как результат вытеснения рациональности человеческой активности с целью поддержания гомеостаза "личность-среда обитания". По Р.Мертону, одной из заслуг которого в развитии теории аномии явился подробный анализ реакций субъектов на фрустрационные ситуации,ретретизм"отличается отрицанием как целей, одобряемых обществом, так и институциональных средств их достижения"[2]. Таким образом, генезис девиантного поведения можно попытаться выразить в виде циклограммы:

Обозначения:

Связь детерминации

Связь порождения

Рис. 1. Развитие отклоняющегося поведения личности

Импульсивные девиации как форма реакции на крайне негативные раздражители внешней среды, по сути дела, имеют природные предпосылки. "С начала культурной эволюции у человека в противоположность агрессивным и защитным действиям развился интерес к неизвестному. Оценка неизвестного как угрожающего или интересного является продуктом архаических реакций конечного мозга: Если господствуют спонтанные страхи, то сигналы промежуточного мозга подчинят и вытеснят физиологически более слабые процессы конечного мозга. Поэтому сочувствие, терпимость, компромиссное поведение и другие положительные социальные приобретения могут быть не реализованы из-за чувства небезопасности, социального давления, страха и стрессов всех видов, возникающих во время угрозы"[3]. Отсюда потребность в личной безопасности, детерминируемая оборонительным рефлексом (бессознательный уровень психической активности), в критической, конфликтной ситуации (представляющей реальную или мнимую угрозу для субъекта) может реализовываться в экспрессивных девиантных действиях, практически не обдумываемых субъектом.

Впоследствии, при частоте повторяемости однотипных критических ситуаций, безнаказанности актов девиантного поведения, сопровождающихся усвоением субъектом диктуемых культурой его общности правил разрешения конфликта, индивид начинает использовать конкретные девиантные способы разрешения конфликта в конкретной жизненной ситуации.

Девиация становится утилитарной формой реакции индивида на конкретную жизненную ситуацию. Так, избалованные дети, пытаясь получить что-либо от своих родителей, ведут себя неадекватно (громкий плач, истерика, замещенная агрессия и пр.) в случаях, когда знают, что именно эта форма поведения вызывала требуемые реакции от реципиентов девиации.

Если вызванное дефектами социального общения отчуждение личности от положительных норм и принципов поведения влечет за собой переход к усвоению утилитарных нравов, рассматривающих девиацию как инструмент для разрешения критической ситуации, то интернализация указанных норм снижает избирательность и самоконтроль сознания в регуляции поведения личности.

При попадании в стандартные критические ситуации указанное лицо, не задумываясь, поступает в соответствии с правилами девиантного поведения его микросоциальной среды, рассматривающими девиацию как наиболее удобный, утилитарный способ разрешения конфликта.

При накоплении опыта использования отклоняющегося поведения как средства разрешения и/или нейтрализации конфликта любые ситуации межличностного взаимодействия могут оцениваться субъектом как стимулы к демонстрации собственного привычного девиантного поведения, выступающего средством самоутверждения себя самого. Тогда же утилитарное использование девиаций может вызвать и отрицательную реакцию сообщества, ведущую к дезадаптации субъекта и, при определенных условиях, к усилению девиантных тенденций.

"Даже ребенок, с которым никто не хочет играть, стремится вступить в общение со своими сверстниками через драку или поддразнивание их: Подростки, страстно желающие выглядеть не хуже других, избивают и заставляют унижаться тех, кто им кажется выше по престижу"[4].

Длительность, безнаказанность и частота повторяемости девиаций ведет к усвоению полезности девиантного поведения уже не в связи с необходимостью обороны или позитивного разрешения конкретного конфликта, а в связи со сформировавшейся у лица установкой на девиантные действия как самоцели собственной деятельности (психология хулигана, домашнего тирана, готовых "взорваться" по поводу любых внешне не значимых посягательств на их самость - вот типичные формы реализации установочных девиаций). Такая девиация приобретает "личностный смысл" (А.Н. Леонтьев).

При дальнейшем подкреплении девиантных тенденций в образе жизни индивида вполне возможным является формирование у лица отношения к девиантному поведению не только как к вынужденному способу разрешения конфликтной ситуации либо как к самоцели жизнедеятельности, но и как к инструменту для достижения любой цели.

Готовность субъекта к применению девиации в качестве инструмента удовлетворения любой потребности способствует завышенной самооценке личности, стремлению к лидерству в негативном смысле этого понятия.

С психологической стороны подобное поведение характеризуется наличием сознательного расчета в целевом использовании девиации, полным отрицанием социально-приемлемых способов разрешения поставленной задачи, удовлетворения определенной потребности.

Совокупность указанных качеств является субъективным стимулом осознанного отклоняющегося поведения и свидетельствует о достаточно сформировавшейся антисоциальной направленности личности, ищущей в девиации способ удовлетворения любого рода потребностей вне зависимости от желательности или нежелательности такого поведения для общества.

Рациональное девиантное поведение является высшим этапом генезиса девиаций, объединяя в себе как крайнюю осмысленность и бездуховность девиантных проступков, так и значительную степень десоциализации личности, ее практическую оторванность от социально-одобряемых связей и отношений. В общественной жизни подобные лица характеризуются крайним рационализмом, подсчитывая выгоду от своих поступков и действуя в соответствии с собственными правилами поведения "сильной" личности.

Вместе с тем рационализация человеческой активности имеет и свое продолжение. Используя свойство человеческой психики к вытеснению (З. Фрейд), рациональная личность, руководствуясь социокультурными установками общества, стремится к "снятию" аккумулируемых психических результатов рациональной активности. Возникает психологическая готовность к очищению, к подавлению собственных деструктивных тенденций их обращением на себя. Возникает ретретистская форма девиантной активности, реализующаяся в алкоголизации, наркотизме, суицидальных тенденциях и пр.

Так, теории психологии агрессии известен один из компонентов агрессии, носящий ретретистский характер:дефицитарная агрессия."Дефицитарная агрессия характеризуется низким уровнем активности, снижением возможностей человека к творчеству, а также формированием астенических и депрессивных состояний, обсессивно-компульсивных расстройств, аутоагрессивных феноменов"[5].

Усиление ретретистских форм социальной активности, ведя к деградации психики и личности в целом, понижает пороги торможения, ломая устоявшиеся запреты и стереотипы, приводя, соответственно, к усилению импульсивности и иррациональности человеческих девиаций.

Круг замкнулся. Хотя, если точнее, в онтогенезе мы встречаемся не столько с циклом, сколько со спиралью: каждая новая форма девиаций, "порождая" следующую, служит отрицанием предыдущей и компонентом новой формы активности. "При этом наблюдается постоянное влияние высших форм на более простые, и в то же время происходит закрепление сложных форм саморегуляции в более простых, стереотипичных формах"[6].

Вместе с тем признание наличия генетических связей порождения между различными по своей мотивосообразности формами девиаций не может охарактеризовать достаточно полно все многообразие связей и взаимозависимостей между ними.

Так, в криминологическом плане определенное значение имеет выявление связей детерминации, когда девиации, имея общую психологическую природу, способствуют возникновению сходных себе проявлений на более высоких уровнях самоорганизации личности (и, кстати, наоборот). Указанное обстоятельство подробно было раскрыто в концепции иерархических установок (диспозиций) личности, получившей определенное распространение в современной криминологической литературе[7].

Так, детерминируемое бессознательным психическим импульсивное поведение связывается с социально приобретенным в результате стереотипизации девиантной активности установочным. Установочная девиация при длящейся деградации личности порождает ретретизм как сопутствующую форму мотивировки. Ретретизм, обеспечивая гомеостаз субъекта со средой, предполагает использование определенных видов девиаций для достижения поставленной цели (утилитарных проступков), которые, в свою очередь, способствуют рационализации человеческой активности. Рациональные девиации, многократно повторяясь и стереотипизируясь, ведут к увеличению импульсивности и т.д. Имея под собой общую основу (невозможность удовлетворения потребностей социально приемлемыми способами), указанные формы девиантности взаимодействуют и взаимопроникают друг в друга, способствуя антиобщественному развитию личности.

Естественно, что данная схема лишь в наиболее общем (и, нужно сказать, чересчур упрощенном) виде описывает особенности развития девиантной активности и, как любое теоретическое описание многообразия человеческой активности, является в определенном смысле усеченной и ущербной. Однако следует отметить, что указанные положения отразили общие тенденции стратификации криминальной активности в современной криминологической литературе.

Например, анализируя агрессивную преступность в Украине, О.М. Литвак выделяет инструментальные и импульсивные агрессивные преступления[8].

Соответственно, авторский коллектив под руководством А.И. Долговой, осуществляя структурный анализ преступности, определяет сегодня в общем ее массиве системно взаимосвязанные между собой:

предумышленную (рациональную);
актуально-установочную (характеризующуюся мгновенным избранием лицом преступного варианта поведения в подходящей ситуации);
виктимно-ситуативную (характеризующуюся определенной виной преступника в попадании в провоцирующую ситуацию);
случайно-ситуативную (когда ситуация совершения преступления для лица была непредсказуемой) преступность[9].

Причем, как совершенно верно отмечает А.И. Долгова:"Основой взаимосвязи выделенных подструктур преступности является сама преступная деятельность в ее развитии. При определенных условиях один вид преступности порождает другой (другие) или влияет на них"[10].

Указанное утверждение можно, по-нашему мнению, применить и к описанию взаимосвязей преступного и виктимного поведения. Используя вышеприведенную схему генезиса девиантной активности и основываясь на тезисе о взаимосвязанности и взаимозависимости различного рода отклонений[11], рассмотрим генерализованный процесс взаимосвязи виктимных и преступных девиаций.

Таблица 1

Взаимосвязь виктимной активности и преступления

Преступление	Виктимная активность, отклоняющаяся от норм безопасности
Импульсивное	Установочная
Утилитарно-ситуативное	Рациональная
Установочное	Ретретистская
Рациональное	Импульсивная
Ретретистское	Утилитарно-ситуативная

Так, установочное стремление к подавлению другой стороны в конфликте чаще всего вызывает импульсивные криминальные реакции. Провоцирующее рациональное поведение жертвы-преступника корреспондирует с утилитарно ситуативными преступлениями как средством ликвидации зачинщика конфликта. Алкоголизированная ретретистская активность жертвы служит классическим стимулом для установочных преступлений. Импульсивные страхи и подавленность - наилучший объект для рациональных преступников. Наконец, утилитарно-ситуативное навязывание моделей поведения, разрешения конкретного внутриличностного конфликта связано с ретретизмом как формой "ухода" в себя в "преступлениях без жертв". Указанные модели взаимодействий будут рассмотрены нами более подробно при анализе криминогенного значения виктимности.

Здесь же представляется возможным их использование при попытке классификации жертв преступлений. Естественно, мы понимаем, что классификация жертв по ведущей форме виктимной активности в криминальном конфликте не является оптимальной.

Значимые проявления личности в различных сферах жизнедеятельности еще не характеризуют личность как целостность. Рациональная жертва-провокатор вполне может стать рецидивной жертвой в результате импульсивных реакций страха, вызванных агрессивным воздействием. Универсальным критерием таксономии жертв преступлений являются психологические свойства и качества личности. Однако в таком случае нам пришлось бы выполнить работу Карла Линнея, классифицировав весь общественный организм в целом. К сожалению, отсутствие репрезентативных исследований психологии жертв преступлений существенным образом затрудняет эту работу.

В силу этого в зависимости от характеристики мотивации ведущей виктимной активности представляется возможным выделить следующие виды жертв преступлений:

Импульсивная жертва, характеризующаяся преобладающим бессознательным чувством страха, подавленностью реакций и рационального мышления на нападения правонарушителя (феномен Авеля).
Жертва с утилитарно-ситуативной активностью. Добровольные потерпевшие. Рецидивные, "застревающие" жертвы, в силу своей деятельности, статуса, неосмотрительности в ситуациях, требующих благоразумия, попадающие в криминальные ситуации.
Установочная жертва. Агрессивная жертва, "ходячая бомба", истероид, вызывающим поведением провоцирующий преступника на ответные действи.
Рациональная жертва. Жертва-провокатор, сама создающая ситуацию совершения преступления и сама попадающая в эту ловушку
Жертва с ретретистской активностью. Пассивный провокатор, который своим внешним видом, образом жизни, повышенной тревожностью и доступностью подталкивает преступников к совершению правонарушений.

Развитие моделей поведения жертв в указанном направлении открывает, на наш взгляд, определенные перспективы исследований взаимодействия преступника и его жертвы и познания новых закономерностей виктимизации населения.

См.: Туляков В.А. Криминологические проблемы борьбы с социально-негативным поведением (на материалах изучения агрессивных антиобщественных проступков): Дис. : канд. юрид. наук. - К., 1986. - С. 6, 93-94.
- Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология: учебник для вузов. - М.: ЮНИТИ, 1999. - С. 271.
- Скрипник А.П. Нравственные отклонения и пути их преодоления. - М.: Знание, 1986. - С. 56.
- Антонян Ю.М. Психология убийства. - М.: Юристъ, 1997. - С. 9.
- Архангельский Л.М. Марксистская этика: (предмет, структура, основные направления). - М.: Мысль, 1985. - С. 79. См.также: Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры (Синергетика исторического прогресса): Курс лекций. - М.: Наследие,1996. - 184 с.
- См., например, работы П.П. Голубева, А.Ф. Зелинского, Ю.Н. Кудрякова.
- Литвак О.М. Злочиннiсть, її причини та профiлактика. - К.: Україна, 1977. - С. 54-57.
- См., например: Криминология: Учебник / Под ред А.И. Долговой - М.: Инфра М - Норма, 1997. - С. 82-83.
- Там же. - С. 85.
- См.: Социальные отклонения. - М.: Юрид. лит.,1989. - С. 242.

Генезис отклоняющегося поведения и классификация жертв преступлений (Туляков ВА)