kiev-security.org.ua-Библиотека.Журналистское расследование

“Каждый решает сам...”

То, что у нас именуется “журналистским расследованием”, на мой взгляд, точнее определять как исследование. Во всяком случае, именно с такими мерками я подхожу к своим материалам. А поскольку автор этих строк не склонен считать себя крутым разгребателем грязи, то хотел бы поделиться соображениями по этому жанру журналистики, исключительно исходя из собственного опыта.

Хотел бы сразу оговориться: никаких экзотических методов добывания информации применять не приходилось. Более того, вполне сознательно стараюсь избегать сомнительных средств из столь популярного ныне арсенала методов оперативно-розыскной деятельности: телефоны не подслушиваю, скрытых аудио- и видеозаписей не веду (даже в бане), агентуру тоже, увы, не вербую — не на что. Посему зацикленных на чисто технической стороне добывания информации, прошу дальше не читать — им лучше пройти подготовку в академии ФСБ. На мой взгляд нет фактуры (кроме той, что секретна по определению), каковой нельзя было бы найти вполне легальным способом. Порой практически всю необходимую информацию можно спокойно почерпнуть из открытых источников: бесед с очевидцами событий, официальных материалов, судебных документов (за исключением материалов закрытых процессов по делам о шпионаже и изнасилованиях), из архивных документов, мемуаристики, анализа литературы и мониторинга прессы. Пока мне всегда хватало той информации, которую можно найти законным способом.

Увы, не могу предложить абсолютно безупречной и “железной” методики работы, ибо слишком велика роль случая, удачи. Но случай чаще всего приходит на помощь тем, кто готов к нему. Ниточкой, ухватившись за которую, начинаешь распутывать загадку, порой могла быть ненароком оброненная в казалось бы пустопорожней беседе фраза. После которой я мчался в библиотеку, перелопачивая груды литературы по интересующей теме, выуживая вроде бы известные, но забытые и разбросанные по разным местам факты, имена, события. Удивляясь при этом: как это никто до меня не догадался свести все воедино, это же так просто, лежит на поверхности!

В качестве примера можно привести расследования по химическому оружию. Все началось с “дела Мирзаянова”. Осенью 1992-го московский химик Вил Мирзаянов опубликовал статью по химоружию в “Московских новостях” и был обвинен в разглашении государственной тайны. Когда я брал интервью у Мирзаянова и его соавтора, Льва Федорова, мои собеседники обмолвились, что химполигоны были, мол, и в Москве, но вот где... Тут уж мне пришлось призвать на помощь свои профессиональные навыки историка и отправиться в архив. Начал с путеводителя, описей фондов, потом заказал десятки дел. И нашел искомую документацию — об истории создания отечественного химиоружия, местах его производства (в том числе этим занимается не менее пяти заводов в Москве) и масштабах этого самого производства, о химполигонах (из которых, по крайней мере, один функционировал в Москве — в Кузьминках), о планах химнападения на соседние государства и испытаниях ОВ на красноармейцах и заключенных. Много чего было в тех материалах. Параллельно приходилось встречаться с людьми, принимавшими участие в создании и производстве ОВ, — они и дополнили сухие строки некогда секретных документов. Скажем, из воспоминаний выживших работников Чапаевского завода “химудобрений” сложилась поистине ужасающая картина производства ОВ в годы войны. А уже после первых публикаций на эту тему удалось выйти на тех, кто в качестве подопытных кроликов принимал участие в испытаниях ОВ в 1980-е годы. Так что цепочка здесь вышла такая: люди — архивы — люди. Конечно, обращался и к специалистам министерства обороны. Однако генералы химвойск, даже припертые архивными документами к стене, по сей день начисто отрицают сам факт существования химических полигонов в Москве!

Впрочем, изредка и в официальных структурах можно получить информацию, которая сильно облегчит ваше расследование. Во время абхазской войны, в 1993 году, некие “неизвестные” самолеты стали бомбить грузинские позиции в Сухуми. Для начала ваш покорный слуга выяснил, что речь идет о штурмовиках Су-25. Нетрудно было догадаться, что кроме российских ВВС такие фортели выкинуть некому, но вот как это доказать? Министр обороны Грачев даже договорился до того, что это, мол, грузины сами себя бомбят! Действительно: на вооружении грузинских ВВС были самолеты такого типа, более того, в принципе они могли выпускать эти штурмовики — в Тбилиси есть соответствующий авиазавод.

Однако вот летчиков, способных грамотно пилотировать боевую машину у грузин было меньше, чем пальцев на одной руке. Что и подтвердили мне в штабе ВВС РФ. Там же проговорились, что авиационная инфраструктура Грузии пока не в состоянии обеспечить должную подготовку штурмовиков к боевым вылетам. Так отпала “грузинская версия”. Так кто же тогда бомбил Сухуми?

На мой недоуменный вопрос в армейской пресс-службе, не мудрствуя лукаво, стали кивать на Джохара Дудаева. Обращаюсь в пресс-службы ВВС и ПВО. В первой, не давая понять, что меня интересуют бомбардировки Сухуми, начинаю нудно выспрашивать: не представляет ли авиация Дудаева угрозы для России, сколько у него самолетов и пилотов, какое на них стоит вооружение, способны ли они наносить удары за пределами Чечни. Эти же справки навожу и по своим личным каналам — среди знакомых офицеров ВВС. Ответ был категоричным: у Дудаева нет ни одного (!) пилота, способного пилотировать боевые машины, нет у Дудаева и ни одной боевой машины типа Су-25, да и вообще нет ни одного боевого самолета. А имевшиеся учебные самолеты L-39 лишь теоретически могли быть оснащены вооружением. Однако в Чечне нет авиационного вооружения подобного типа. К тому же, по мнению специалистов, дудаевский авиапарк к весне 1993-го представлял из себя кладбище сгнивших от отсутствия должного ухода машин. Итак, налетов из Чечни быть не могло.

В пресс-центре и штабе ПВО Росии мне документально доказали: никаких неопознанных летательных аппаратов в зоне их ответственности (в том числе и над территорией Грузии и Абхазии!) нет и не было, как не было в указанное время и нарушений воздушного пространства. Значит, если НЛО не было, в воздухе были вполне опознанные летательные объекты — российские.

Место базирования искомых штурмовиков установить оказалось не столь уж сложно: авиабаза российских ВВС буквально рядышком с зоной боевых действий. Нашлись и свидетели, неоднократно наблюдавшие, как самолеты взлетали с подвешенными авиабомбами и ракетами, возвращаясь уже без них. Версию о самодеятельности пилотов или их подкупе абхазами можно было сразу отвергнуть: тот, кто утверждает подобное, либо нагло врет, либо не имеет ни малейшего представления об авиационной службе. Это ведь не автомат налево загнать: каждый тренировочный вылет санкционируется на достаточно высоком уровне, существует полетное задание, о выполнении которого надо отчитаться, необходима санкция на вылет с боезапасом, отчет о его израсходовании. Ни один авиационный начальник не рискнет взять на себя ответственность за налет на боевые позиции иностранных (грузинских) войск — нужна виза главкома ВВС (тогда этот пост занимал генерал Дейнекин). А тот, в свою очередь, не будет действовать без приказа министра обороны и начальника Генштаба. Так что вопрос, по существу, лишь в одном: получали ли Грачев и Колесников указания от высшей инстанции... Исходя из знания стиля действий Павла Сергеевича, думается, не столь сложно найти ответ. Еще через пару лет точки над “i” поставил телевизионный репортаж из штурмового авиаполка: летчики рассказывали, как они воевали в Абхазии, Таджикистане, Чечне...

Кстати, материалы этого расследования пригодились и спустя более чем год, осенью-зимой 1994-го, когда со ссылкой на угрозу со стороны самолетов Дудаева российские ВВС стали бомбить Чечню. С чего бы это абсолютно небоеспособная дудаевская авиация вдруг стала чрезвычайно опасной?! Примерно по той же схеме удалось вычислить и авторов серии воздушных ударов по Чечне сентября-октября 1994-го. Тогда некие НЛО типа Ми-24 (боевой ударный вертолет) атаковали ряд объектов в Чечне. Российские военные, как водится, авторство отрицали, утверждая, что это дело рук оппозиции, да и ва-аще — таких машин после развала СССР пруд пруди. Но в соответствии с международными соглашениями количество боевых машин такого типа не просто ограниченно — известно местонахождение каждого вертолета. А их пред- и послеполетное обслуживание вообще в состоянии обеспечить лишь соответствующие профессиональные авиаслужбы. Поэтому не сложно было предположить, что авианалеты могут осуществляться с ограниченного количества авибаз СКВО. И, опять же, через свои личные контакты удалось выяснить, что в октябре в Москву на лечение доставлен некий авиационный генерал, получивший тяжелые ранения при налете на Грозный... Теперь определение “авторов гола” и базы, с которой осуществлялась операция, было делом техники. Напомню, что это было за два месяца до начала войны.

Чаще всего в фокусе моего внимания оказывались дела наших спецслужб — так уж получилось. В какой-то степени это объясняется тем, что ваш покорный слуга достаточно давно специализируется на исследовании деятельности этих самых спецслужб как историк. А практика последних лет давала и продолжает давать слишком уж обильный материал на тему “Секретные службы России и их воздействие на общество”. В одних случаях ниточка к спецслужбам тянется от того или иного преступления (дело священника Александра Меня, убийство журналистов Дмитрия Холодова и Надежды Чайковой), в других — дирижирующая чекистская рука видна за кулисами ряда газетных кампаний (так называемые “войны компроматов” 1993-1999 гг.). Нередко всплывают данные о финансовых махинаций чекистских начальников, а уж фактов нарушения сотрудниками органов госбезопасности конституции, законов и элементарных гражданских прав, фактов фабрикации липовых дел и просто провокаций — этого добра и по сей день хоть отбавляй. Не говорю уж о том, что нынешнюю эпоху нестабильности и политических потрясений сопровождает непрерывная череда тайных операций на территории собственной страны. Причем операций, выходящих за рамки законов, наносящих урон ни в чем не повинным людям (можно привести пример хотя бы тайной операции ФСК, в результате которой Россия оказалась втянутой в чеченскую войну). Посему материала для журналистких расследований в этой сфере хватит еще на много и много лет, если будет где их публиковать. По сути дела ныне журналистские публикации являются единственной формой контроля общества за спецслужбами. Ибо ни парламент, ни прокуратура, ни судебные органы, ни порой даже правительство не в состоянии осуществить действенный контроль за конгломератом секретных служб, деятельность которых регламентируется не столько законами, сколько закрытыми приказами, инструкциями и положениями.

Естественно, тем, кто так или иначе в ходе подготовки своего материала вышел на “след Лубянки”, рассчитывать на помощь со стороны официальных структур всерьез не стоит. Даже когда они просто обязаны дать ответ на ваш запрос. Приведу пример. В начале чеченской войны со ссылкой на Центр общественных связей ФСК в печати регулярно стали появляться данные о воюющих на стороне боевиков наемниках. Назывались страны, приводились цифры денежных окладов. И при этом ни одного конкретного имени. Тогда я обратился в ЦОС ФСК с просьбой предоставить конкретные сведения о наемниках в Чечне. В ЦОСе со мной охотно поговорили по телефону на отвлеченные темы, неделя за неделей принимали факсы с вопросами, но конкретного ответа так и не последовало. В конце концов, месяца через два-три, меня-таки пригласили на Лубянку посмотреть видеоматериалы. На пленке оказалась запись невразумительного допроса двоих задержанных НЕ в Чечне иорданцев. Было хорошо видно, что задержанных “кинозвезд” хорошо отвалтузили. И все, никакой конкретики! Чекистам больше нечем было подтвердить слова Степашина о десятках взятых ими в плен арабских, прибалтийских и прочих солдат удачи. Кстати, по сей день не было ни одного судебного процесса над этими якобы плененными наемниками!

Другой схожий пример. Еще во время войны в Приднестровье, по газетным страницам начала гулять версия о “белых колготках” — лихих прибалтийских девицах-снайпершах, за доллары приехавших отстреливать русских парней. Затихло в Приднестровье — “белые колготки” всплывают на абхазской войне: там они воюют, естественно, на грузинской стороне. В следующий раз “белые колготки” появляются уже в Чечне: палят по солдатам и офицерам федеральных войск, вестимо. Как было не заняться таким неординарным явлением: подобно “Летучему голландцу” неуловимые прибалтийские женщины-снайперы всегда возникали там, где надо было подстрелить Ивана!

Автор, бывавший и в Абхазии, и в Чечне, попытался найти хотя бы очевидцев: тех, кто своими глазами видел пресловутых прибалтийских девушек с ружьем. Много раз бывая среди боевиков, искал и сам. Тщетно: чеченцы и слышать про таковых не слыхали, а на федеральной стороне все про них слышали, но вот в глаза их никто не видел. И это при том, что в той же Чечне, согласно сообщениям чекистов и военных, несколько таких снайперш было убито и взято в плен. Однако нам так и не показали ни одной!

Центр поисков пришлось перенести в Прибалтику. Через знакомых журналистов попытался установить: известно ли что-нибудь об исчезновении молодых женщин из Литвы, Латвии и Эстонии. Но никаких данных о том, что какие-то прибалтийские девушки выезжали бы на такого рода “заработки”, что кто-то из них погиб или попал в плен, обнаружить не удалось. А в этих маленьких странах человеку не так просто бесследно исчезнуть: родные и знакомые начнут волноваться, неизбежно и слухи поползут. Зато выяснилось, что ни в Литве, ни в Латвии, ни в Эстонии вообще нет особо выдающихся спортивных стрелков — ни женщин, ни мужчин!

Из консультаций же с российскими специалистами по стрелковому делу вырисовалась следующая картина: настоящий снайпер — штучный товар, их готовил весьма ограниченный круг ведомств — КГБ, спецподразделения МВД и армии. Эти люди известны, у каждого — свой почерк, и незаметно от своих бывших или нынешних работодателей прошвырнуться на войну они никак не могли. Что же касается спортсменов, то, как убедительно пояснили мне, к настоящей, боевой снайперской стрельбе они отношения не имеют. Кроме тех профи, кто числился под “крышей” армейских спортклубов и общества “Динамо”. Но если эти “спортсмены” и воевали, то отнюдь не против федеральных войск! А насчет женщин пояснили: никаких особых преимуществ в стрельбе перед мужчинами у них нет и не было, скорее — наоборот.

Итак, “белые колготки” — миф. Но ведь его кто-то запустил, зачем-то он был нужен — какова же природа возникновения этого слуха? И почему упорно твердили именно о прибалтийском происхождении мифических снайперш?

Легче всего расшифровываются прибалтийские мотивы: отношения России со странами Балтии достаточно натянутые и в контексте межгосударственных отношений того времени миф о “белых колготках” — один из элементов пропагандистской кампании, развязанной против Литвы, Латвии и Эстонии в отечественной прессе.

Но вот как определить, из какого краника в масс медиа канализируется миф? Судя по почерку, все это походило на типовую, но довольно грубо спланированную операцию вполне конкретного ведомства. Того, в арсенале которого этот прием проходит под условным обозначение “активные мероприятия”. А позже авторы и вовсе не стали особо скрываться: в качестве главных пропагандистов открыто выступили ответственные чины госбезопасности, включая тогдашнего главу ФСК Степашина. Лубянское происхождение пропагандистской легенды стало очевидно. Конечно, это еще не полнокровное журналистское расследование, но для вполне конкретных выводов достаточно.

Кстати, в схожих ситуациях довольно часто важно не то, что вам скажут в официальных структурах, а именно то, чего НЕ скажут и НЕ покажут, о чем постараются умолчать. Правда, чтобы разобраться в том, что от вас скрыли, надо иметь представление о том, что ты ищешь и где это находится.

А для этого, в свою очередь, надо кое-что знать. Хотя бы иметь представление о структуре госаппарата, как нынешнего, так и советского. Не обойтись без знания структуры и механики функционирования судебной и прокурорской системы, МВД, спецслужб. Помимо этого желательно хотя бы иметь понятие об уголовном праве и о технике проведения следственных и оперативно-розыскных мероприятий. Желательно знать и систему делопроизводства в интересующем вас учреждении: кто и как составляет документы, как они оформляются, путь их возможного движения по инстанции. Понятно, что это трудоемкая и чисто техническая работа. Но проделав ее (не поленитесь посидеть в библиотеке, проконсультироваться с юристами и специалистами по истории госучреждений, полистать учебники совсем не вашего профиля), вы избежите грубейших ошибок. И получите представление о механике принятия решений. Постарайтесь и регулярно отслеживать кадровые перемещения в интересующих вас ведомствах — тоже полезно. Только когда у вас перед глазами будет хотя бы схематичная картина “конторы”, вы сможете понять, мог ли принять это решение майор Пупкин самостоятельно или приказ могла отдать только высшая инстанция.

Про пользу посещения архивов уже сказано выше. Посему надо иметь представление и об архивной структуре: как она работает, в каких архивах что можно найтии. Не пренебрегайте учебной литературой по архивному делу.

Как и регулярными походами в библиотеку. В интересующей меня сфере просто необходимо регулярное изучение литературы, причем не только на русском языке. “Зачем?”, — спросите вы. А как еще получить достаточно разнообразное и неоднобокое представление о тех же службах?! Книжки надо читать, книжки, чтобы понять механику, методику их действий, психологию спецслужбистов, наконец. Даже если вы не найдете конкретно необходимого вам факта, всегда уместно обратиться к помощи аналогии. Методы и почерк у каждого ведомства стабильны, традиции кардинально не меняются, службы достаточно консервативны. Кто знает, может, почерпнутое из книг знание давно забытого даст вам ниточку к дню сегодняшнему? А мемуары — это вообще кладезь ценной информации — если умело с ними обращаться. При сопоставлении разрозненных и разбросанных по разным источникам фактов вполне можно составить хотя бы фрагментарную картину настоящего.

Очень даже полезно порой обложиться подшивками газет: анализ открытых источников способен порой выявить немало любопытного. Во всяком случае, по делу Дмитрия Холодова мне очень много дал анализ публикаций на эту тему в нашей прессе: удалось уловить тенденцию, вычленить этапы направленного сброса информации и, в какой-то мере, смысл и цель этой кампании. А значит, разобраться кое в каких теневых моментах.

В детективной литературе большой акцент делается на технические средства сбора информации и финансовое обеспечение журналистского расследования. И редактор, требующий от своих сотрудников работать по преимуществу головой, выставляется дураком: “За деньги, с оборудованием — кто угодно может сенсацию раскопать, а вот вы попробуйте это по-другому сделать — с одной только головой и авторучкой!” (Андрей Константинов. “Журналист 2”. СПб., 1996).

Но тот редактор прав: какие-такие особые приспособления нужны журналисту для расследования? Диктофон? Компьютер? Это не проблема. Спецсредства для прослушивания помещений и телефонных переговоров, радиомикрофоны для скрытой записи? А вот с этим поосторожнее: такие штучки простят сотрудникам секретных служб, но не вам. И стоит ли играть на чужом поле — за спецслужбистом стоит мощная госструктура и несопоставимый с вашим опыт. Да и какая спецтехника поможет вам в исследовании, скажем, “дела Холодова”?

17 октября 1994 года в здании “Московского комсомольца” прогремел взрыв, унесший жизнь журналиста Дмитрия Холодова. Едва ли не в тот же день главный редактор “МК” обвинил в совершении преступления руководство Западной группы войск (генерал Матвей Бурлаков) и тогдашнего министра обороны генерала Грачева. С небольшими вариациями этой версии придерживаются по сей день: регулярно в печати мелькают имена очередных задержанных — офицеров спецназа ВДВ. Логика проста: Холодов писал о коррупции в ЗГВ, это раздражало армейское руководство, и спецназовцы выполнили заказ командования.

А теперь попробуем взглянуть на дело непредвзято. Для начала проанализируем статьи погибшего журналиста: действительно ли он писал о столь серьезных вещах, которые могли стоить ему жизни? Изучение подшивки “МК” за предшествовавший его гибели год приводит к выводу: никаких серьезных злоупотреблений журналист не раскрыл, не писал он ничего и о каких-либо великих тайнах и махинациях. Может, не успел? Но материалы погибшего отдают таким дилетантизмом, что просто очевидно: парень крайне слабо разбирался в военных делах. О чем бы он ни писал, это мало кого могло всерьез обеспокоить. Конкретный пример: 27 сентября “МК” публикует его материал “А мы их танками закидаем” о тайной поставке 16 тысяч танков из ЗГВ в Турцию. Интересно? Но такого количества танков не было не только в ЗГВ, но и во всей Европе! Уже после смерти Холодова, 29 октября, редакция оправдывалась: произошла-де опечатка — лишний нолик появился. Бывает. Но в статье-то фигурировали вовсе не нолики! Цитирую по тексту: “около шестнадцати с половиной тысяч танков...” Какой уж тут нолик! И таких ляпов в творчестве Холодова хоть отбавляй на каждом шагу. Что из этого следует? А то, что ничего серьезного погибший не знал, как не обладал и серьезными источниками информации, опасности для армейского руководства своими “разоблачениями” представлять не мог. Хотя бы поэтому у военных не было ни малейшего резона физически устранять журналиста. (Кстати, в 1993-94 гг. наиболее серьезные и достоверные публикации о коррупции в ЗГВ публиковал не “Московский комсомолец”, а “Московские новости”. Но на автора “МН”, Александра Жилина, в информированности и компетентности которого сомневаться не стоит, покушаться не сталь.)

Если не военным, кому тогда нужно было устранение Холодова? По доступным данным можно было сделать вывод о высокой квалификации исполнителей теракта. Но не одни лишь военные знают толк в этом деле — такие кадры есть и на Лубянке, и в Службе безопасности президента. Но версия о возможной причастности чекистов к ликвидации Холодова почему-то моментально умерла, не успев родиться. Будто по команде невидимого дирижера, газеты напрочь “забыли” о существовании Лубянки, сфокусировав весь огонь на Павле Грачеве. Возникла мысль: может, именно он и был основной мишенью подрывников?

Много неувязок было и с версиями. Их было выдвинуто столько, самых разных и взаимоисключающих, что было очевидно: их обилие должно прикрыть истину, которая никогда не должна выплыть на поверхность. Потом стали всплывать разрозненные факты. Из анализа которых следовало: основным источником компромата на военных для журналиста были сотрудники ФСК. А погибший, по сути дела, был всего-навсего каналом, через который чекисты сливали в прессу свою информацию. Или дезинформацию. А в конце октября, через десять дней после Холодова, гибнет главный специалист ФСК по взрывтехнике, проводивший, по официальной версии, экспертизу того самого чемоданчика! Одно из двух: либо спец имел отношение к снаряжению устройства, либо, как профессионал, определил авторство — у каждого ведь свой, неповторимый почерк. И другое совпадение: странная гибель в тот же промежуток времени нескольких других офицеров ФСК из весьма интересных подразделений. Заставляет задуматься: не слишком ли много чекистских смертей в одно время и в одном месте?

В общем, анализ открытых источников, специальной литературы, консультации со специалистами и позволили мне прийти к выводу: журналист стал жертвой именно тех, кто поставлял ему информацию — чекистов. Его убирали не за что-то, не потому, что он был опасен или что-то знал — его демонстративно громко убили именно с целью спровоцировать громкий политический скандал, сфокусировав огонь критики на Павле Грачеве. Эта задача была реализована. А последовавшая на публикацию моей статьи реакция и ход дальнейших событий лишь подтвердили версию. Дать свой ответ через “Комсомольскую правду” был вынужден сам директор ФСК Степашин! Интервью которого в той части сильно попахивало истерикой.

Чуть позже проявился и иной политический контекст убийства: шум вокруг него позволил отвлечь внимание общества от подготовки военной акции на Северном Кавказе — именно в те дни Лубянка проводила там свою провалившуюся секретную операцию. Конечно, в этом деле никакое журналистское расследование не способно выявить ни имен конкретных исполнителей, ни имен заказчиков. Всего лишь отработать наиболее вероятную версию, после публикации которой автору пришлось некоторое время скрываться. Но началась чеченская война, и о Холодове забыли...

Если же говорить о своих серьезных просчетах, то до сих пор хорошим уроком для меня служит дело Джульетто Кьезы. Отлично проведенная работа привела к судебному процессу. И если бы по моей вине! Все вроде бы просто: сдал текст в печать и не озаботился тем, чтобы вычитать последние гранки. А по статье, оказывается, прошлась мудрая редакторская рука, для вящей сочности кое-что изменившая и усилившая. Впрочем, сам виноват — дело надо всегда доводить до конца самому, не доверяя даже хорошему редактору (да не обидятся они на меня за это).

В начале осени 1993-го, занимаясь довольно бесперспективным поиском следов “золота партии”, наткнулся на любопытные архивные материалы ЦК КПСС о финансировании итальянских коммунистов. Поначалу внимание привлек документ, где упоминалось имя видного деятеля итальянской компартии некоего тов. Наполитано — как раз тогда, в 1993-м, занимавшего весьма видный пост: ни много, ни мало председателя одной из палат итальянского парламента! Материал, естественно, пошел в печать. В итальянской печати разразилась целая буря, хотя в то время любой мог исследовать тот массив архивных документов и наткнуться на это имя.

В следующем заходе огласке был предан другой документ, адресованный председателю КГБ Андропову: решение ЦК от 30 января 1976 г. за № 25-с-187 о положительном ответе на просьбу другого видного итальянского коммуниста, Уго Пеккьоли, содействовать в подготовке кадров для подпольной и диверсионно-террористической деятельности. Само по себе это уже было сенсацией. Но когда навел справки об этом самом Пеккьоли, выяснил еще более интересные вещи: товарищ, а ныне господин Пеккьоли возглавляет парламентский комитет по контролю за итальянскими... секретными службами!

Тут уж в итальянской печати вой поднялся нестерпимый. Приятели, дабы позабавить меня, преподнесли пачку газет (читаю по-итальянски). Имена двоих авторов мне показались знакомыми. Заглянул в свою документальную подборку. Ба! Они тоже фигурируют — в качестве лиц, длительное время состоявших на поденной оплате наших компетентных ведомств: решением ЦК им выплачивались немалые по тем временам ежемесячные суммы через общество Красного Креста и Полумесяца! Так появился материал о финансируемых Кремлем “независимых журналистах”. Среди упоминаемых был и известный в московских политических кругах Джульетто Кьеза, считающийся дуайеном иностранного коррепондентского корпуса. Но, как уже сказано выше, мое халатное отношение к внесенным редакторской рукой в текст поправкам, аукнулось: экс-товарищ, ныне г-н Кьеза подал в суд иск о защите чести и достоинства. А на автора этих строк обрушился дружно и неплохо скоординированный шквал ругательных статей уже в “Независимой газете”, “Московских новостях” и “Общей газете” — не учел, что влиятельные московские редактора ходят у г-на Кьезы в приятелях. “Наше дело правое”, и все документы налицо, но истец и суд прочно уцепились именно за некую злополучную фразу, начисто игнорируя документальные свидетельства. Не мог же я на процессе валить все на ведущего редактора, говоря “это, мол, в статье мое, а это — не мое”! Так г-н Кьеза, НЕ ОПРОВЕРГНУВ самого факта своего состояния на кремлевском жалованье, оказался в победителях. Так что совет на будущее: осторожнее формулируйте свои мысли, внимательнее вычитывайте подготовленный к печати материал. И постарайтесь вызнать, кто ходит в приятелях у героя вашей предстоящей публикации — неровен час им окажется ваш собственный редактор.

Довольно часто за журналисткое расследование принимаются материалы, являющиеся, по сути, заказными. Большей частью это относится к так называемой “войне компроматов”. Технология тут достаточно проста: всегда анонимный “источник” предоставляет журналисту те или иные материалы. А тот, не мудрствуя лукаво, просто-напросто публикует их, выдавая за собственную находку. Так летом 1993-го, в разгар политического кризиса, Минкин в “Московском комсомольце” публикует распечатку записей телефонных разговоров Дмитрия Якубовского с тогдашним министром безопасности Виктором Баранниковым и генпрокурором Валентином Степанковым. Если бы Александр Минкин нашел бы сии бесценные кассеты в свертке где-нибудь на лавочке в Лубянском скверике или, на худой конец, лично вскрыл бы сейф в соседнем здании — он был бы настоящим героем. Увы, г-н Минкин лично ничего и никогда не находил: распечатку ему принесли — ясно откуда. И не было бы в этом ничего плохого, только вот к журналистике сие ни малейшего отношения не имеет, поскольку человек попросту стал каналом направленного сброса информации. Или дезинформации. Что наш герой, будучи мальчиком далеко не маленьким, прекрасно понимал.

Как и “знаменитый” ныне наследник минкинского дела в “МК” Хинштейн, опубликовавший летом 1996-го распечатку записанных сотрудниками секретных служб разговоров Чубайса в “Президент-отеле”. Впрочем, в 1997-99 гг. Хинштейн прославился еще серией подобных подслушек и подглядок. С чего я взял, что все это истекает из чекистских источников? Об этом позволяет говорить знание методов работы спецслужб и их структуры: больше никто не обладает возможностью прослушки столь высокопоставленных россиян, некому больше взять “под колпак” действующих министров, генпрокуроров и т.п. А уж кто конкретно — ФСБ, ФАПСИ, ГУО, СБП — не столь важно. На мой взгляд такие материалы, при всей их внешней сенсационности, к подлинным журналистским расследованиям ни малейшего отношения не имеют. Каждый, к кому приходят некие анонимы (кстати, приходят-то далеко не к каждому!), должен для себя решить, стоит ли ему участвовать в грязных играх спецслужб. И помнить судьбу Холодова, поплатившегося головой за свою детскую наивность и доверчивость.

Еще хотел бы сказать об “издержках производства”. В смысле, о некоторых последствиях такого типа расследований. Летом 1993-го, после публикации статьи о сменившем Баранникова генерале Голушко, “под колпак” попал и автор этих строк. Наблюдался достаточно стабильный “хвост”, достаточно ясно чувствовалось, что объектом “инспекционного” визита незваных гостей в штатском стала квартира — на профессиональном сленге это именуется “негласным обыском”. Естественно, после публикации о Холодове тоже началась схожая суета. Пришлось взять временную паузу. Всплеск служебной активности отмечался и в 1997 году, особенно после начала подготовки серии публикаций к 80-летнему юбилею Лубянки: “хвост” стал почти демонстративным, как и негласные проникновения в жилье. А в финале, 3 декабря, силами компетентных сотрудников с автором была проведена “профилактическая беседа”. В результате которой он очутился в больнице с тяжелыми травмами. Зато к юбилею ничего не вышло... Это к тому, что каждый должен отдавать отчет самому себе: проводя журналистское расследование в нынешних условиях, человек может рассчитывать, увы, только на самого себя — если госструктуры помогут, то лишь в плане использования журналиста в своих целях, журналистская же солидарность в России — вещь зыбкая, ненадежная. Посему каждый решает для себя: по плечу ему эта высота или нет, выдержит он возможный ответный удар или нет.

Владимир Воронов,

публицист

Назад | Оглавление | Вперед